Михаил Шемякин: «Сложновато сегодня быть русским»

В ТАСС состоялась презентации книги художника «Моя жизнь: до изгнания»

Первую часть автобиографии автор, которому в мае исполнилось 80, представил вместе с руководителем «Редакции Елены Шубиной» издательства АСТ. Михаил Шемякин - знаковая фигура мировой культуры. Инакомыслящий художник, скульптор, музыкант - «духовный эмигрант», как он называл себя сам, стал реальным эмигрантом в 1971 году, когда его выдворили из СССР. На Родину вернулся спустя 18 лет. Гражданин США, живёт в Париже. Автор множества памятников и скульптур по всему миру, в том числе в России. Книга иллюстрирована графическими работами автора.

Елена Шубина рассказала, что двадцать лет назад ей удалось дозвониться до жены Шемякина – писательницы и переводчицы Сары де Кэй, они поговорили о том, что интересно было бы сделать книгу, и подружились. Но прошло ещё десять лет, прежде чем они встретились с художником и заключили в Петербурге договор. «Работа шла с перерывами, - сказала Шубина, - надо знать, насколько Михаил Михайлович занятой человек, - помимо художественного творчества, он оформляет спектакли, преподаёт, занимается аналитикой искусства, взять потрясающий том «Круг Шемякина», в котором был поднят на поверхность огромный пласт художников, о которых мало кто знал. И год назад, когда мы в очередной раз встретились в Москве, я проявила характер и сказала, что пора, тем более, что уже был готов большой объём текста… И вот книга перед вами, особо отмечу, что она удивительно корреспондируется с взглядом художника на мир, все 150 рисунков сделаны по сюжетам книги, и рисунок всегда – финальный акцент в данном сюжетном повороте».

Михаил Шемякин сообщил, что книжка посвящена, в основном, левацкой питерской интеллигенции, жизнь которой от московской отличалась тем, что в «колыбели русской революции» к идеологическим противникам относились более строго. Если в Москве Оскара Рабина вызывали на беседу в милицию или на Лубянку, в западной прессе тут же писали, что художника-диссидента арестовали, допрашивают и т.п., а его через час выпускали. «В Москве не очень буйствовала карательная медицина, - рассказал Шемякин, - в отличие от Ленинграда, где «леваки» прошли через лагеря и принудительное лечение, после которого, если длилось три года, человек становился овощем. О том, чтобы выставлять или продавать свои работы, мы и не думали, работали грузчиками, ночными сторожами, чтобы не соприкасаться с официозом и освобождать время для творчества. Солидный кусок посвящён у меня Специальной психиатрической больнице, куда я был посажен на три года, но мама, благодаря своей биографии кавалеристки, выкарабкала меня через полгода. О своем творчестве стараюсь писать так, чтобы было интересно читать моим соседям по коммуналке. А соседей у меня было много, поменьше, чем у Высоцкого в песне, где на 38 комнат одна уборная, но и у нас была одна. Старался не шокировать читателей и не подводить Елену Шубину, которая сказала, чтобы поменьше было голых, так что сдерживал себя и в словесах, и в рисунках».

Художник сравнил работу над книгой с репетициями своего балета «Щелкунчик» в Мариинском театре, где присутствовали всегда два Шемякина, один неофит, впервые попавший в театр, и без конца спрашивающий, а кто это вышел, и почему снежинки чёрные, а второй, собственно, постановщик-новатор, переписывающий либретто и придумывающий эти миры крысят. Как и сейчас, ему было важно найти тогда какую-то картинку-крючок, которая зацепила бы и детей, и вот таких «чайников». С «Щелкунчиком» всё удалось: балет 22 года идёт с аншлагом, есть надежда, что книга также привлечёт читателей. Рисунки настолько органично вписаны в текст, что всякий раз являют собой не просто крючок – капкан, который заставляет человека вернуться к тексту.

По ассоциации автор делает лирическое отступление на тему, какое влияние оказывают на нас родители. Шемякин не скрывает, что его отец, тоже Михаил(Махмуд) Шемякин, пьяница, бузотер, который мог явиться на банкет в кальсонах и танцевать легинку, одно время служивший адъютантом у Махно, оказал на сына громадное влияние. В минуты ярости он, коммунист, хватался за шашку: «Клянусь Аллахом, я отрублю тебе башку!», но именно он подарил сыну важное для мужчин качество – пренебрежительное отношение к ударам судьбы и отсутствие страха перед смертью.

С дурными пристрастиями типа влечения к зелёному змию сын сумел справиться, а безразличие к «тычкам под рёбра» осталось при нём навсегда. Как ни странно, отмечает Шемякин, мама, актриса дворянских кровей, два с половиной года служившая в кавалеристской дивизии мужа, как на художника оказала на него меньшее влияние, чем отец. «Отец дал хорошую школу, именно об этой школе пишу в своей книге», - признаётся Шемякин.

Когда зашла речь о замороженных монументах, припомнили, что в Питере ещё пять лет назад говорили о памятнике Нине Васильевне Соколовой, первой в СССР женщине-водолазу. «У меня много замороженных проектов, - сказал Шемякин, - например, памятник Гофману в Калининграде, где отлито около сорока фигур, принятых на ура, но денег на установку нет». Скульптор относится к этому спокойно, у него целая папка с проектами скульптур для городов России, одобренных губернаторами.

Жизнь за бугром

Именно так Михаил Шемякин планирует назвать вторую часть книги, для которой уже начал кое-что «писать и рисовать». «В западной жизни много интересного, - сказал он, - но и эти эпохи кончились. Я столкнулся с художниками-эмигрантами первой волны, графом Ланским, Сергеем Шаршуном, великими мастерами, с печальной группой русских аристократов, которые надеялись вернуться в Россию. Вот уж что мне и в голову не приходило, нас выгоняли навсегда. Полный изгой, я долгое время ходил с нансеновским паспортом, но принципиально не брал французский, как и Пикассо, ему тоже что-то не нравилось в нём. Кроме художества, занимаюсь сейчас проблемой говоров, работаю с Институтом диалектов, русский язык исчезает, его надо спасать. Работаем над изданием новых словарей и книг, показывающих необычность мышления русского мужика. Через рисунки пробиваемся и к детскому сознанию.

У меня супруга чисто американского разлива, к избранному народу отношения не имеет, несмотря на имя. Но если предлагаю ей прочитать русскую загадку, Сара кричит – «Нет, нет, только не на ночь». И изумляется сочетанию разгадки - «метла и горшок со щами», можно же – «метла и сапоги», логичней, но в русских загадках «полный сюр». Используя эти тексты, делаю абсурдистские рисунки, я же год проработал в журнале «Костёр», где мы проводили конкурсы на темы говоров. Дети давали смешные названия своим рисункам, и пока ребёнок не сел на компьютерную иглу, его можно подцепить на крючок русского языка».

Во второй части художник намерен написать о Владимире Высоцком, одном из самых близких друзей, познакомился с которым в Париже. Планирует взять отрывки из книги «Две судьбы» - о дружбе с Высоцким, о том, как создавались посвящённые ему песни, а также, как случился их единственный загул, когда сорвались из-за Марины Влади, а обычно, понимая, что оба больны «русской» болезнью, старались беречь друг друга. Позднее, когда Шемякин познакомился с Юрием Любимовым, они делали в Америке вечер, посвященный Высоцкому.

Где Шемякину больше нравится жить – задали и этот вопрос. Про Францию огорчил: не завёл там друзей, что за десять лет жизни до Америки, где прожил 30 лет, что сейчас. Есть, правда, коллекционер Жан-Жак Герон, и то не француз, а весёлый румынский еврей, собирающий русских художников. «Франция для меня, - большое красивое кладбище, антикварный магазин, - сказал Шемякин, - переехал сюда, чтобы быть поближе к России. Путин обещал поддержку в моих исследованиях. А страна, которую выбрал для жизни, это Америка, в России я прожил всего 16 лет. Когда Путин привёл Буша на мой балет в Мариинке, то сказал ему при всех: «Вот он ваш и наш», а, указывая на мои сапоги, заявил: «И он всегда ходит вот так – в сапогах, вот такой он у нас». Обращаясь ко мне, сказал: «Знаю, что ты американский подданный, ни в коем случае не меняй гражданство…» Я удивился, а он: «Но, где бы ты не жил, ты же всегда служишь России?!». Послушал я президента и сегодня с американским паспортом спокойно летаю туда-сюда».

Шемякин припомнил, как в 1971-ом, когда его выслали из Союза, кто-то из старых французов сказал: «Мишель, к сожалению, ты опоздал на 10-15 лет, Франция, о которой ты мечтал, закончилась». А через десять лет он и сам понял, что жить должен в Америке, полной динамики и раскрепощённости, где жил его друг Юрий Мамлеев, Лимонов с Леной Щаповой, Довлатов, Генис, Вайль… В ноябре у Стаса Намина шёл спектакль-импровизация «Один день из жизни Михаила Шемякина», поставленный по пьесе «Нью-Йорк.80.Мы», художник посвятил его русской эмиграции, с которой столкнулся в Америке».

Прямая речь.

Мне довелось жить и работать во многих странах, и могу сказать, что по динамике и мощи Россия не уступает Америке. В советское время там была большая господдержка интеллигенции, просто этими льготами пользовались, в основном, бездарности с красными билетиками членов Союзов художников и композиторов. Борьба шла против леваков, к экспериментальному искусству которых у технической интеллигенции, да и у простого люда был больший интерес, всем надоели портреты колхозников и ударников. Опасались нас, поэтому писались доносы на художников, которые, как я, работали по ночам, в 5-ом отделе КГБ составлялись колоссальные досье из этих доносов, и начиналась идеологическая борьба уже при помощи карательных органов. А когда случилась перестройка, те самые люди, которые шикарно жили, вдруг начали говорить, что «нас преследовал КГБ», а доносы, в основном, писались интеллигентами друг на друга. На Западе, проходя наблюдение как прибывший из Советского Союза, я столкнулся с тем же, более того, офицер из организации «Борьба против советского шпионажа», с которым я подружился, рассказал мне, сколько времени и денег потратили они, разбирая доносы Иванова на Петрова, а потом Петрова на Иванова, не получая никакого результата, поэтому перестали на это реагировать.

***

Спрашивают о выставках. Какие выставки, когда Запад ведёт себя безобразно по отношению к русской интеллигенции, да вообще к простому народу, людей лишили необходимых медикаментов. Крою Францию неприличными словами – «Забыли, гады, кто вас освобождал, уже все вывески в Париже были на немецком, и если бы не русские солдаты, которые пролили здесь столько крови, сегодня жрали бы французы немецкую колбасу и говорили по-немецки!» Или, пытаясь унизить русскую женщину, чуть ли не бельё французское собирались снимать и мобильники конфисковывать… Несмотря ни на что, мы должны отстаивать свои позиции, разрывая с нами, французская интеллигенция теряет многое, а люди, с которыми сталкиваешься, с симпатией относятся к тому, что происходит в России в области искусства. Но всем управляют политики и чиновники, так, министр культуры Франции заявила, что запретила все культурные связи с Россией до тех пор, пока не разберутся с Украиной. А у Эрика Булатова, замечательного российского художника, отмечающего 90-летие, в Центре Помпиду сняли работы из постоянной экспозиции… Сложновато сегодня быть русским...

Какова самая невероятная сплетня о Шемякине?

Ну, наверное, та, которую я услышал, когда мы с Евтушенко стояли и мёрзли, нас как раз познакомил Володя Высоцкий, и Женя решил поехать ко мне. И вот он, злобно глядя на меня, говорит: «Ну и где твой экипаж, где карета?! – Какая карета? – Ну как какая, та, о которой все говорят в Москве, позолоченная карета, чёрный грум на запятках, и ты разъезжаешь по Парижу?!..» Потом подходим к дому, и он говорит – «Так вот из этого дома твой швейцар шваброй выгнал Лену Титову, была такая диссидентка, которая после того, как Саша Галич исполнил песню «А когда я вернусь», которой заканчивается мой спектакль у Стаса Намина, взяла и повесилась в туалете на чулке собственном». Я здесь причём, я даже не знал, где они живут?!.. Я ответил, что швейцара здесь нет, дом не очень богатый, а консьержка очень злая, так что пойдём мимо неё на цыпочках, и на четвёртый этаж поднимемся на цыпочках, потому что соседи у меня тоже злые». «Женя, - спросил я Евтушенко, - ты все-таки был на Западе, почему задаёшь такие глупые вопросы? – Но все говорят…»